Неточные совпадения
— А вот другой Дон-Кишот просвещенья: завел
школы! Ну, что, например, полезнее человеку, как знанье грамоты? А ведь как распорядился? Ведь ко мне
приходят мужики из его деревни. «Что это, говорят, батюшка, такое? сыновья наши совсем от рук отбились, помогать
в работах не хотят, все
в писаря хотят, а ведь писарь нужен один». Ведь вот что вышло!
— Да разве ты не для нее сюда приехал из города, птенчик? Кстати, как там подвизаются воскресные
школы? Разве ты не влюблен
в нее? Или уже тебе
пришла пора скромничать?
Этот долг можно заплатить из выручки за хлеб. Что ж он так приуныл? Ах, Боже мой, как все может переменить вид
в одну минуту! А там,
в деревне, они распорядятся с поверенным собрать оброк; да, наконец, Штольцу напишет: тот даст денег и потом приедет и устроит ему Обломовку на славу, он всюду дороги проведет, и мостов настроит, и
школы заведет… А там они, с Ольгой!.. Боже! Вот оно, счастье!.. Как это все ему
в голову не
пришло!
Только стал он из
школы приходить больно битый, это третьего дня я все узнал, и вы правы-с; больше уж
в школу эту я его не пошлю-с.
Он
прислал А. Писарева, генерал-майора «Калужских вечеров», попечителем, велел студентов одеть
в мундирные сертуки, велел им носить шпагу, потом запретил носить шпагу; отдал Полежаева
в солдаты за стихи, Костенецкого с товарищами за прозу, уничтожил Критских за бюст, отправил нас
в ссылку за сен-симонизм, посадил князя Сергея Михайловича Голицына попечителем и не занимался больше «этим рассадником разврата», благочестиво советуя молодым людям, окончившим курс
в лицее и
в школе правоведения, не вступать
в него.
Это было слишком наивно. Загадку представлял собой и Полуянов, как слишком опытный человек,
в свое время сам производивший тысячи дознаний и прошедший большую
школу. Но он был тоже спокоен, как Ечкин, и следователь
приходил в отчаяние. Получалась какая-то оплошная нелепость.
В качестве свидетелей были вызваны даже Замараев и Голяшкин, которые испугались больше подсудимых и несли невозможную околесную, так что следователь махнул на них рукой.
Когда
приходила Устенька, Стабровский непременно заводил речь о земстве, о
школах и разных общественных делах, и Устенька понимала, что он старается втянуть Дидю
в круг этих интересов. Дидя слушала из вежливости некоторое время, а потом старалась улизнуть из комнаты под первым предлогом. Старик провожал ее печальными глазами и грустно качал головой.
Несколько дней я не ходил
в школу, а за это время вотчим, должно быть, рассказал о подвиге моем сослуживцам, те — своим детям, один из них принес эту историю
в школу, и, когда я
пришел учиться, меня встретили новой кличкой — вор. Коротко и ясно, но — неправильно: ведь я не скрыл, что рубль взят мною. Попытался объяснить это — мне не поверили, тогда я ушел домой и сказал матери, что
в школу не пойду больше.
Мне не удалось дочитать «Соловья»
в школе — не хватило времени, а когда я
пришел домой, мать, стоявшая у шестка со сковородником
в руках, поджаривая яичницу, спросила меня странным, погашенным голосом...
Маленький Тарас после отца попал
в кантонисты и вынес тяжелую
школу в местном батальоне, а когда
пришел в возраст, его отправили на промыслы.
По разговору и по взгляду Таисья сразу догадалась, что Груздев
пришел к ней неспроста. Пока «телеграмма» летала
в школу, она успела кое-что выспросить и только качала головой.
Между тем он вздумал было мне
в будущем январе месяце
прислать своего шестилетнего Мишу на воспитание и чтоб он ходил
в здешнюю Ланкастерскую
школу. [
Школа учреждена И. Д. Якушкиным; сыграла крупную роль
в просвещении сибирских обитателей (см. Н. М. Дружинин, Декабрист И. Д. Якушкин и его ланкастерская
школа, «Ученые записки Моск. гор. педагог, инст-та», т. II,
в. I, 1941, стр. 33 и сл.).] Я поблагодарил его за доверие и отказался.
Дело у Анны Петровны налаживалось не споро. Учительницу не ждали так скоро, и помещение
школы было
в беспорядке. Прежде нежели собрались ученики,
в школу приходили родители и с любопытством рассматривали новую учительницу.
Когда он
приходит в возраст и садится за верстак, наравне с мастеровыми, он уже кончил свою
школу.
Скоро мы перестали нуждаться
в предбаннике: мать Людмилы нашла работу у скорняка и с утра уходила из дому, сестренка училась
в школе, брат работал на заводе изразцов.
В ненастные дни я
приходил к девочке, помогая ей стряпать, убирать комнату и кухню, она смеялась...
— Да-с; я очень просто это делал: жалуется общество на помещика или соседей. «Хорошо, говорю, прежде
школу постройте!»
В ногах валяются, плачут… Ничего: сказал: «
школу постройте и тогда
приходите!» Так на своем стою. Повертятся, повертятся мужичонки и выстроят, и вот вам лучшее доказательство: у меня уже весь, буквально весь участок обстроен
школами. Конечно,
в этих
школах нет почти еще книг и учителей, но я уж начинаю второй круг, и уж дело пошло и на учителей. Это, спросите, как?
— Чудак! — сокрушённо качая головой, проговорил Терентий. Илье сапожник тоже показался чудаком… Идя
в школу, он на минутку зашёл
в подвал посмотреть на покойницу. Там было темно и тесно.
Пришли бабы сверху и, собравшись кучей
в углу, где стояла постель, вполголоса разговаривали. Матица примеривала Маше какое-то платьишко и спрашивала...
Однажды утром, когда Илья собрался
в школу, Перфишка
пришёл в трактир растрёпанный, не выспавшийся и молча встал у буфета, глядя на Терентия.
Но
в понедельник он
пришёл из
школы такой же, каким и прежде
приходил, — угрюмый и обиженный.
Через несколько дней,
придя из
школы и раздеваясь
в своём углу, Илья услыхал, что Еремей всхлипывает и хрипит, точно его душат...
Учился он плохо, потому что
в школу приходил насыщенный опасениями побоев, уходил из неё полный обид. Его страх быть обиженным был ясен и вызывал у всех неодолимое желание надавать Старику тумаков.
Школа все это во мне еще больше поддержала; тут я узнала, между прочим, разные социалистические надежды и чаяния и, конечно, всей душой устремилась к ним, как к единственному просвету; но когда вышла из
школы, я
в жизни намека даже не стала замечать к осуществлению чего-нибудь подобного; старый порядок, я видела, стоит очень прочно и очень твердо, а бойцы, бравшиеся разбивать его, были такие слабые, малочисленные, так что я начинала
приходить в отчаяние.
Настоящее
пришло к ним внезапно; они отмахивались от него, — сколько могли, и ежели не
в силах были вполне отмахаться, то потому только, что история не дала им устойчивости, а
школа приготовила не к серьезному воззрению на жизнь, а к дешевому пользованию ею.
Ирина(кладет голову на грудь Ольги).
Придет время, все узнают, зачем все это, для чего эти страдания, никаких не будет тайн, а пока надо жить… надо работать, только работать! Завтра я поеду одна, буду учить
в школе и всю свою жизнь отдам тем, кому она, быть может, нужна. Теперь осень, скоро
придет зима, засыплет снегом, а я буду работать, буду работать…
Шишкин. Ну, знаете… неприлично это! Недостойно интеллигентного человека! И вообще он — буржуй! Хотя бы такая история. Его горничная ходила
в воскресную
школу. Чудесно! Он же сам прескучно доказывал мне пользу воскресных
школ… о чем я его совсем не умолял! Он даже хвастался, что я-де один из инициаторов устройства
школы. И вот недавно,
в воскресенье,
приходит он домой и — ужас! Дверь отворяет не горничная, а нянька! Где Саша?
В школе. Ага! И — запретил горничной посещать
школу! Это как назвать, по-вашему?
Богу одному разве известно, чего стоило моему герою
прийти в первый раз
в школу; но экзамен он выдержал очень хорошо, хотя и сконфузился чрезвычайно.
Маменька были такие добрые, что тут же мне и сказали:"Не бойся, Трушко, тебя этот цап (козел) не будет бить, что бы ты ни делал. Хотя
в десять лет этой поганой грамотки не выучил, так не посмеет и пальцем тронуть. Ты же, как ни
придешь из
школы, то безжалостному тво ему отцу и мне жалуйся, что тебя крепко
в школе били. Отец спроста будет верить и будет утешаться твоими муками, а я притворно буду жалеть о тебе". Так мы и положили условие с маменькою.
В одну из суббот, когда пан Кнышевский более обыкновенного поглумился надо мною, до того, что мне невозможно было итти с братьями домой, я остался
в школе ожидать, пока маменька
пришлют мне обед, который всегда бывал роскошнее домашнего, и прилег на лавке, додумываясь, по какой причине мне более всех задают память о субботе?
Кокошкин не только был охотник играть на театре, но и большой охотник учить декламации;
в это время был у него ученик, молодой человек, Дубровский, и тоже отчасти ученица, кажется,
в театральной
школе, г-жа Борисова; ему
пришла в голову довольно странная мысль: выпустить ее
в роли Дидоны, а ученика своего Дубровского
в роли Энея; но как
в это время года никто бы из оставшихся жителей
в Москве не пошел их смотреть, то он придумал упросить Шушерина, чтоб он сыграл Ярба.
Это был человек очень подходящий для своей роли. При самом основании
школы филантроп
прислал его откуда-то из других более цивилизованных мест. Он носил старозаветный еврейский костюм: долгополый кафтан из тонкого сукна, сшитый таким образом, что он одновременно напоминал и лапсердак, и европейский сюртук.
В официальных случаях он надевал настоящий сюртук. Из-под его жилета, когда он вынимал часы, виднелись шелковые «цицес», вроде моточков ниток, ритуальная принадлежность традиционного еврейского костюма.
Вы
приходите к ним на помощь с больницами и
школами, но этим не освобождаете их от пут, а, напротив, еще больше порабощаете, так как, внося
в их жизнь новые предрассудки, вы увеличиваете число их потребностей, не говоря уже о том, что за мушки и за книжки они должны платить земству и, значит, сильнее гнуть спину.
Да,
школу построил из старого заводского камня, рублей за восемьсот, и «многая лета» пели ему на освящении
школы, а вот, небось, пая своего не отдаст, и, небось,
в голову ему не
приходит, что мужики такие же люди, как он, и что их тоже нужно учить
в университетах, а не только
в этих жалких заводских
школах.
В воскресенье, перед вечером,
пришел отец Яков. На этот раз не только полы, но даже и шляпа его была обрызгана грязью. Как и
в первое свое посещение, он был красен и потен, сел, как и тогда, на краешек кресла. Кунин порешил не начинать разговора о
школе, не метать бисера.
—
Приходит он это
в школу, а навстречу ему господин Полояров: «Вы, говорит, зачем сюда?» — «Как зачем!
—
Приходи, навещай меня, Дорушка, пока я буду учиться
в школе, — шептала с мольбою своей подружке Дуня, пока приютский сторож с нянькой Варварой уставляли на извозчика весь несложный багаж выпущенных из приюта воспитанниц.
И тут —
в предпоследнюю мою дерптскую зиму — он вошел
в наше сценическое любительство, когда мы с благотворительной целью (
в пользу русской
школы, где я преподавал) ставили спектакли
в клубе"Casino", давали и"Ревизора", и"Свадьбу Кречинского", и обе комедии Островского. Он
приходил в наши уборные, гримировал нас и одевал и угощал при этом шампанским.
Я
пришел к ним. Все
в те блаженные дни было необычно-радостно, торжественно и по-особому значительно. Блеск июньского дня; эта девушка с длинною косою и синими глазами; огромные, теперь пустынные, комнаты
школы с мебелью и люстрами
в чехлах; и я —
в штатском костюме, с папиросой, и не гимназист, а почти уже, можно сказать, студент.
Ананас уступили ей за три рубля. Это ей доставило удовольствие: и недорого и подарок к обеду славный. Скупа ли она? Мысль эта все чаще и чаще
приходила Анне Серафимовне. Скупа! Пожалуй, и говорят так про нее. И не один Виктор Мироныч. Но правда ли? Никому она зря не отказывала.
В доме за всем глаз имеет. Да как же иначе-то? На туалет, — а она любит одеться, — тратит тысячи три. Зато
в школу целый шкап книг и пособий пожертвовала. Можно ли без расчета?
Такого учителя выражали желание достать для русской
школы в Меррекюле, чем надеялись и достичь большой экономии и пристыдить чухон; но прежде чем успели
в этом,
пришел в «собрание прихожан» мясник Волков и заговорил для всех неучтиво и неласково, будто при постройке дома для меррекюльской поповки исконный враг наш дьявол смутил строителя так, что он и не мог хорошо различать своего от церковного; словом, возглашено знакомое слово «вор», и… пошло дело об обиде…
— Будь у него ныне же
в шесть часов после обеда: ты увидишься там с приятелями и, может статься, — прибавил государь, усмехаясь, — с приятельницей. Живет он
в Кокуевой слободе, — спроси только немецкую
школу — всякий мальчик тебе укажет. Теперь поди, успокой своих камрадов, попируй с ними
в адмиральский час [Одиннадцать часов утра.], а там подумаем, что еще сотворить с вами. Открой мне, не
придет ли тебе по сердцу
в Москве пригожая девка: я твой сват.
И началось! «Да если бы
в нашу советскую нынешнюю
школу пришли Герцен и Кропоткин, Добролюбов и Чернышевский, то их выбросили бы, как дворянских и поповских сынков!» И много, много говорила.